Солдатское пюре

 

Посвящается всем солдатам которые погибли в мирное время. Не на поле боя, а в казарменном туалете, забитые до смерти. Тем кто "случайно" упал с турника, тем кто не выдержав издевательств побратимов сбежал из армии и попал в дисциплинарный батальон. Тем кто "неосторожно" обращался со стрелковым оружием и погиб от пулевого ранения в грудь. Тем кого отдали в качестве "священного долга" перед родиной и опозорили их имя

 Начальник столовой, старший прапорщик Фадеев, выстроил наряд в главном зале столовой. Такое начало вечера, да и всего суточного наряда не предвещало ничего хорошего, потому что прапор славился жестокостью и изощренным солдафонским хамством. Он никогда не кричал и в гневе никто его не видел, однако он так искусно материл и унижал спокойным тоном, что гнева и не надо было чтобы его не прозвали Иродом. Матерщина в армии – дело привычное, но Фадеев был виртуозен в этом как джазовый музыкант. Казалось, что все что рассказывают в армейских анекдотах про прапорщиков воплощено в одном человеке. Человек он был грузный, всегда ходил с бейсбольной битой и бил солдат без причины, для профилактики. Поэтому его ненавидели и боялись одновременно. Боялись, значит уважали? Нет, просто ненавидели. И просто боялись. – Так, обезьяны, сейчас идем на овощной склад получать картошку – завтра утром пюре бригаде будем варить. Не дай бог кому-то стырить хоть картошечку. Я заступаю с вами. Буду все выдавать, проверять и бить беспощадно если кого найду ночью спящим. Все понятно? Прапорщик шел вдоль шеренги солдат и смотрел каждому в глаза. Когда он проходил мимо, за ним облегченно выдыхали - пронесло. Вдруг, остановившись около Кукса, Юрки Куксенко, он развернулся и правым носком берца ударил по голени Богдана. Удар по кости голени болезненный, поэтому Богдан сразу вскрикнул и его руки кинулись к горевшей от боли голени. На штанах трехцветного камуфляжа появилось пятно четвертого цвета, багряного. Никто не решился глянуть, все уставились невидящим взглядом перед собой. У Богдана выступили слезы. – Это чтоб вы понимали, чем пахнет если что. – Сказал начальник и ударил обалдевшего от увиденного Кукса по бедру битой. Юрка осел и скорчился. – Все, идем, шагом марш, малолетки. Вставай, сынок, картошка сама себя не принесет, надо бригаду кормить.

 Около склада уже ждали. Около десятка солдат и несколько офицеров. Декабрь выдался дождливым, а сегодня под вечер еще и мороз ударил. Потом снова дождь, поэтому поверх льда стояла вода отчего было очень скользко. Носилки вмещали по 100 кг картофеля, а овощной склад в подвале. Ступени, покрытые мокрым льдом, внушали опасение, но нет задачи непосильной для солдата, особенно когда перед тобой Ирод с битой. Со времен Первой мировой солдат выталкивали из окопов исполнять священный долг свистком и штыком. Хочешь, не хочешь – выйдешь в полный рост, и вынесешь по мокрым обледенелым ступеням. Итого, на 1200 солдат, не считая офицеров и прапорщиков вынесли 600 кг картошки, то есть 6 носилок. Фадеев приказал остановиться рядом с его машиной и сказал высыпать первые носилки в багажник. Так осталось 500 кг, то есть по полной норме уже на 1000 человек. Или 200 солдат останутся без завтрака, или завтрак будет меньше. Ну да ничего, дело привычное.

Пока Максим и Федька опрокидывали носилки в прапорский багажник, где уже лежал минтай с чернильным клеймом "1965 год СА", подошел старший лейтенант Козодуб, командир 2-й батареи артиллерийского дивизиона с клетчатой сумкой и протянул Ироду несколько купюр. Старший прапорщик глянул на него, чуть наклонил голову вбок и сморщился. – Товарищ старший лейтенант, ну что вы, мне же еще солдат кормить… Офицер понял, что мало, но после короткой паузы потянулся к карману бушлата за деньгами. Пока прапорщик и офицер пилили картошку, на остальные носилки накинулись солдаты. Кто для себя, кто для дембелей – у кого как. С голодом ты борешься сам, а вот с дембелями сложнее. Если им вечером, особенно на стодневку, не пожаришь картошки, то бороться придется не только с собственным голодом, но и со сном, так как дембель такого не простит, но еще и накажет с другими, потому что дембеля в таких случаях наказывают все подразделение – групповая повинность – чтобы солдатику втолковали что нельзя так обращаться с сослуживцами и подводить других солдат, надо чтить традиции и соблюдать порядок в казарме. И так по кругу. Сегодня ты "рожаешь" сигареты с фильтром, жаришь картошку, подшиваешь воротнички дембелям, потом ты принуждаешь к этому следующее поколение. Как ты этого будешь добиваться – твое дело, однако традицию надо соблюдать. Таков порядок в казарме.

 Ирод увидел, что солдаты увидели, что он отвлекся и чем это обернулось и в несколько шагов оказался рядом с носилками. Бита летала так что разве что не свистела. Получали все, и те, что несли носилки, и те, что таскали из них. Виноваты были все. Одни в том, что крали, другие в том, что позволяли. Неважно было что если не дать, то по возвращении в казарму после наряда, тебе устроят "темную", будешь отжиматься на кулаках пока не упадешь, а потом еще, когда придешь в себя. Дембеля устроят несколько болезненных и унизительных видов наказания, ну и чтобы развлечься. Выбор невелик: или сейчас получаешь битой, или не спишь ночь после самого тяжёлого наряда

 Чтобы наряд ночью не спал прапорщик в 3:30, когда его разбудили с донесением что картофель почищен, открыл кран с холодной водой и лил пока уровень воды в цехе не поднялся примерно на 6–7  сантиметров - "солдат обязан стойко претерпевать все тяготы и лишения воинской службы", так гласил первый пункт воинского устава и прапорщик это обеспечил на отлично.

 И вот - пюре солдатам - завтрак. Подразделения, построенные в колонны по трое перед столовой, ожидали каждое свою очередь. В столовую в верхней одежде заходить было нельзя, поэтому из казармы шли без бушлатов и рукавиц. Хорошо если повезло прийти в числе первых, так меньше мёрзли в очереди на улице. Но если замешкались, ни нательное белье, ни хлопчатобумажный камуфляж с шапкой от зимы без бушлата не спасали. К месту выдачи еды солдаты были уже не только голодные и замёрзшие, но и обозленные. Именно такие солдаты и стояли сейчас толпой перед Богданом и Мишкой Кожевниковым которых поставили на раздачу. Опасности тут были примерно те же что и при выносе картошки со склада, разве что мокрого льда не было. Толпа голодных злых солдат спереди, Ирод с битой сзади. Зачем тут товарищ старший прапорщик? Из 600 кг картофеля для пюре на 1200 человек к утру осталось лишь 300, то есть всего 15 20-литровых походных баков. Надо было следить чтобы хватило всем и никому не дали лишнего. Куда делись 300 кг картошки за ночь? Помните первые 100 кг в багажник начальника столовой? Это было начало. Дальше были офицеры, солдаты готовили на стодневку для дембелей, очистки и вероятно при варке уварились в других направлениях ещё почти 100 кг. На утро начальник столовой доложил дежурному по части о краже картофеля нарядом, а дежурный по части поставил в известность всех дежурных по подразделениям об очередной краже нерадивым нарядом из общего котла бригады картофеля, минтая и сливочного масла. Те на утренней зарядке сообщили личному составу о том, что их сослуживцы хреново к ним относятся раз спёрли и, наверное, продали столько продуктов. Поэтому перед двумя поварами на раздаче стояли голодные, замёрзшие и ненавидящие наряд по кухне те, кому предстояло заступать в тот же наряд вечером готовить пшеничную кашу с котлетами на следующий завтрак.

 Накладывали к котелки по одному черпаку пресной водянистой пюрешки.

-        Сука, клади нормально, сам нажрался ведь за ночь!

-        Киря, ты чё, клади нормально!

-        Мишаня, дай ещё немножко…

-        Кожан, я тебя вечером убью на параше если не положишь нормально

-        Козлы, где масло вообще!?

-        А рыбы чего нет!? В меню написано, что пюре с жареной рыбой!

Богдан и Миша переглядывались, стараясь не слышать голосов. Все равно ничего не сделаешь.

-        Бодя, друг, дай ещё черпак, пожалуйста. На Богдана умоляюще смотрел его друг Димка Пивоваров. Кажется, он ещё больше похудел, форма на нем совсем обвисла. Впалые глаза, тонкая длинная как у грифа шея с большим кадыком. Когда Димка сглатывал, его кадык привлекал к себе все внимание. Высокий тощий сутулый Димка и его огромный острый кадык, вот что Богдан сейчас видел перед собой.

-        Бодя, Нештяк забьет меня если я ему еды не принесу. У него стодневка, ты же знаешь, ему не положено в столовую ходить, а вчера я ему картошечки пожарил, так он мне поспать дал. Выручи, а то сил нет уже терпеть.

-        Вы чё тут трепитесь, духи!? Послышался голос слева. Около выдачи хлеба, подальше от Ирода стоял Леха Соколовский, ефрейтор, то есть по-новому старший солдат. Сам он не выдавал, но стоял почему-то без работы довольный и сытый по виду.

-        А ты не дух, что ли? Почему не работаешь? Утром появился, куда исчез?

-        Мне не положено работать

-        С чего это? Дембелей нет так ты дембелем прикинулся?

-        Меня этой ночью в черпаки перевели, так что духи, работайте давайте!

-        А за что ты переводился, Сокол? Ты же в наряде, тут нет ничего.

-        Не ваше дело, суки! Работайте давайте! Богдан, Миша и Димон переглянулись, но выяснять что к чему было некогда. Богдан снова увидел кадык Димки и потянулся положить ему второй черпак картошки. От боли в глазах потемнело и черпак выпал из руки Богдана. Удар битой Ирода пришелся между шеей и правым плечом.

-        Сынок, ты что, кого-то голодным оставить хочешь? Услышал Богдан слева. - Или приказ дежурного по части ты не понял: один черпак одному солдату? - Виноват, товарищ прапорщик, - промямлил Богдан, пытаясь справиться с болью. Левое колено вонзилось в пол - Ирод сзади ударил Богдана под колено и так и стоял, пригвоздив колено к бетонному полу столовой. - Товарищ старший прапорщик, сученок, прошипел начальник.

-        Киря, жрать давай, козлина дикий! - послышался голос с другой стороны прилавка. Богдан встал. Димки уже видно не было. Рука уже могла двигаться, и Богдан взял чистый черпак из ящика. Боль в руке, боль в голени и колене, непонятка с Соколом, унижение Иродом на глазах у других и исчезновение Димки разрывали мозг и душу Богдана. Хотелось плакать и кинуться на всех с черпаком и убить их всех. Но перед ним стояли голодные, замёрзшие и злые сослуживцы, которые ничего не хотели знать или перейти за картошкой к Мише.

 В столовую вбежал посыльный из штаба и закричал что дежурный по части приказывает всем подразделениям бежать на плац для построения и объявлений. Фадеев ударил битой по столу раздачи и приказал остановить выдачу еды. Солдаты взревели, но он поднял вверх биту, а из-за офицерского стола начали подниматься офицеры и выкрикивать приказы своим подразделениям выходить на построение. Осталось 3 бака с пюре. – Наряд, взяли баки и за мной, - сказал старший прапорщик. – Ну, мне что, приказ дважды повторить? Сынки, если мне придется еще раз это сказать, домой вы вернетесь в цинке. Деваться некуда, те кто были, рядом крикнули и вызвали еще нескольких солдат для помощи.

 После ночной чистки картошки и сбора холодной воды в цехе приготовления пищи зимний холодный и туманный рассвет показался освобождением. Теперь все будет легче и наладится. Баки для переноски были не удобными. Ручки находились ближе к горловине бака, а не к краям и были короткими, поэтому те, кто их несли, постоянно ударялись ногами об их края. Подошли к мусорке. – Выливайте все, - сказал Ирод. Солдаты застыли в нерешительности и поглядывали друг на друга, жалко все-таки еду. – Что за задержка, малохольные? Говорить что-то Ироду было страшно, поэтому начали открывать баки и выливать полужидкую пюрешку туда же где уже были очистки с нее. Неподалеку с мусоркой был пункт мытья посуды, где сейчас мыли холодной водой солдаты. Во всяком случае те, кому было зачем мыть. После скромного завтрака картина уничтожения пищи вызвала у них ярость. Некоторые побежали к тем, кто выливал еду и яростно орали на них. Путь им преградил прапорщик с битой. – Вы что, голодные, недоноски? Давайте, подходите, кто будет лакать с помойки – не трону. Кто пришел поорать – подходите, битой помогу орать громче. Ор стих, толпа остановилась и застыла, только широко открытые глаза солдат метали молнии и пар изо ртов выдавали гнев, ярость и недоумение. Но все это было старшему прапорщику нипочем. – Суки, в казарму не возвращайтесь! - крикнул солдатам из наряда Форов Юрка и тут же получил битой в живот. Юрка отскочил и скривился в гримасе ненависти. – А теперь точно всем вам хана, - сказал он. Солдаты развернулись и побрели к мойке, матерясь и проклиная все и вся на свете.

 Старший прапорщик повернулся. -  Все, выливайте. После такого противостояния прапорщика толпе солдат противиться ему никто не посмел, и картошка полилась в грязную ледяную жижу помойки.

 По возвращении из наряда по столовой, Кукс, Богдан и Мишка снова попали в наряд. На этот раз по дивизиону, дневальными в наказание от старшины Алексея Нештипоренко, Нештяка за то, что не дали еды Димону для него. На тумбочке у Нештяка стоял котелок Соколова со сливочным маслом, взбитым с сахаром – солдатское лакомство. Вот как Леха перевелся и почему не садился все оставшийся наряд. Задница болела от ударов табуреткой при ритуале перевода.  В кружке еще была немного водки. Где ее Сокол достал было не понятно, но учитывая сколько пропало масла, догадка была. Димку Пивоварова больше никто не видел, потом объявили, что он сбежал и подался в бега. Димка не выдержал издевательств Нештяка, бессонницы и избиений. Не получив второго черпака пюре, он отдал Нештяку свою и проболтался ему, за что и получил ботинком в живот. После этого Димки не стало. Он обрек себя на жизнь в бегах или от 3 до 5 лет дисциплинарного батальона, где как говорили еще хуже, чем в боевой части. Так закончился "священный долг" для одного из сынов государства

© Dmytro Kirichenko

26.12.2021

Парад одного героя

 

Парад одного героя

 За дверями каптерки слышалось несколько голосов. Смех и живое обсуждение. Казалось, что если постучаться, то разрушится какая-то уютная дружеская встреча. Но постучатся было нужно – чтобы наконец уйти за ворота надо было забрать военный билет у командира роты. Увольнительные 157,20 грн. уже были получены, и первая банка сгущенки с голодухи уже были выпиты прямо у магазинчика. Заходить с ними в казарму было глупо. Богдан постучался и открыл дверь.

- Товарищ старший лейтенант, разрешите. – Керя, дверь закрыл и свалил, быстро! – вместо офицера крикнул Леха Соколовский, сержант, свисая над старшим лейтенантом. Одна его рука обнимала старлея за плечи, в другой он держал бутылку распутинки и наливал тому в кружку. На столе лежали новые только как пару месяцев ходящие в обиходе гривны, какой-то журнал с девчонками и несколько военных билетов. Ротный накрыл деньги журналом. Смех дембелей затих, все смотрели на вошедшего – Керя, ты вообще страх потерял, скрылся! – Офицер смутился и как бы извиняясь не понятно перед кем жестом пригласил положить билет на стол. – Выйду – урою. Выражением лица Сокол, видимо, старался придать угрозе убедительность.

 Богдан закрыл за собой дверь и повернулся к двери по направлению к выходу из казармы, так сильно хотелось уже оказаться на остановке троллейбуса, идущего на вокзал. Поезд уже через 4 часа, в 23:45. – У нас лучшая служба – послышался голос Сокола. – Пока лохи с врагами стреляются мы в землянке сидим. Жрать захотелось – пошли ночью в село, взяли мешок картошки, сала и телку. Жаришь картоху, жаришь телку. Главное не вместе! - хохотнул сержант. Вслед начали ржать остальные. – А если деревня наша, - послышался чей-то голос. Так мы же на войне, какая разница. Кто там на войне разбираться будет, - точно, - поддержали побратима остальные. Богдан повернулся и уставился на дверь, будто желая сквозь нее увидеть выражение лица сержанта - командира своего отделения.  Стало невыносимо тошно, и Богдан вышел на крыльцо.

 Богдан стоял на крыльце казармы уже в гражданской одежде и впервые за долгое время курил нормальную сигарету. Еще чуть-чуть и больше не будет ни строевого шага, ни подъемов по тревоге со шнуровкой ботинок на бегу, ни Алексея со своим солдафонством, ни долбанных берцев, которые за полтора года оставили несколько шрамов на ногах и, кажется, в самом сердце.  – Солдатик, а ты чего не рядом, я что бегать за тобой буду? – Виноват, товарищ старший лейтенант. -  А ты чего, парадную форму себе ни купил? – спросил офицер, улыбаясь во весь рот. – Смотрю, уже в гражданке... Что так? – Сокол напряг всех молодых с нового призыва чтобы те ему на парадку денег насшибали, те неделю в самоволку бегали чтобы он спать ночами давал, не дубасил. Еще и на звание хватило. Можно уволиться в хорошем звании, потом командовать будешь. Богдан молчал. -  Да ладно, теперь можешь говорить как есть, я тебе больше не начальник. – Теперь они мечтают его убить. Как с ними потом в бой идти, Юрий Николаевич? Как довериться тем, над кем так издевался вчера? Что если бы нас в Югославию или в Сомали отправили? А как людям в глаза смотреть в купленной на деньги ограбленных гражданских парадной форме? – А вы я смотрю, философ, Богдан. Вас, кажется, так зовут? - Верно, ответил Богдан. – Весь этот балаган только на полтора года, только по эту сторону забора. Настоящая жизнь там, за ним. Там, где троллейбусы, родные и соседи.  - Это, - Богдан указал головой на казарму – временно. Разве стоит ради этого временного становиться таким как Сокол? Бывший командир молчал. -Ждите здесь, я сейчас вернусь. Через пару минут вернулся и выпрямившись на караул отдал Богдану честь и протянул военный билет. Богдан оторопел – офицер не отдает честь нижестоящему, только в ответ, но не первый, тем более одетому не по форме. Богдан на автомате вскинулся и тоже отдал честь, взял билет и сунул его во внутренний карман осенней куртки. Юрий Николаевич протянул ему руку – Богдан снова удивился, но руку протянул, и они пожали друг другу руки. Командир все еще молча открыл дверь казармы и исчез внутри. Теперь Богдана ничто не держало в армии, и он пошел, не оглядываясь на КПП. Оглядывать напоследок и запоминать ничего не хотелось.

 Поезд перенесли на сутки, и Богдан сидел в зале ожидания вокзала думая, как скоротать это время. Досадно было. Вдруг в дверь вошел солдат в парадной форме. Форма была старого советского образца, видимо начальник склада не захотел Соколу продавать современную камуфляжную. И поделом ему. На старшине ДШБ был голубой натовский берет «капля», купленный в военторге, аксельбанты из краденных со склада парашютных строп, и прыжковые берцы, достать которые могли только офицеры. Парадные брюки под туфли, заправленные в высокие ботинки, нелепо смотрелись с берцами, где вместо черных шнурков были белые опять же краденные стропы. Старшина запаса Алексей Соколовский, гордо подняв подбородок чеканя, строевым шагом громко пошел к кассе. От топота некоторые полуночные пассажиры проснулись и придя в себя с восторгом любовались десантником, шагающим как на параде, да еще и в парадной форме. Все взгляды были устремлены на этот парад одного человека. Он подошел к кассе миновав очередь и очередь в изумлении от увиденного и из уважения к герою отодвинулась. Леха оглянулся и оглядел зал. Было видно как он наслаждался моментом. Богдану стало стыдно от такой демонстрации и того, что стояло за этой парадной формой, и он, сидя во втором ряду порадовался что сидит не в первом, так он бы попал на глаза бравому защитнику. Не хотелось, чтобы кто-то увидел, что они знакомы. Алексей, взяв билет направился к кафетерию уже без строевого шага и мужички доедавшие холодные вокзальные пирожки уступили ему место, а Леша заказал буфетчице по соточке Смирновской для них. Мужички заулыбались и начали тянуть руки для рукопожатия в знак уважения. Больше не хотелось видеть эту картину и Богдан, медленно подняв воротник и наклонив подбородок к груди пошел на улицу искать, где можно следующие сутки дожидаться своего поезда, лишь бы не с героем защитником в одном помещении. Выйдя на улицу, закурил и достал военный билет. В строке «Воинское звание» стояло: Рядовой.

Dmytro Kirichenko ©